Кто такой григорий сковорода. Сочинения в двух томах

Родился Г. Сковорода 22 ноября 1722 года в селе Чернухи на Полтавщине в бедной казацкой семье.

Начальное образование получил в местной сельской школе и у странствующих дьячков. Вероятно, в 1734 году (встречаются и другие даты) Григорий поступил в Киево-Могилянскую академию, дававшую среднее и высшее образование. Академия находилась под патронатом митрополита Киевского. Ее, как правило, возглавляли профессора богословия, выполнявшие в то же время обязанности настоятелей киевских Братского или Михайловского Златоверхого монастырей.

Курс обучения был рассчитан на 12 лет. Первый класс (фара или аналогия) был подготовительным. В следующих трех, грамматических (инфимии, грамматике и синтаксиме), - изучались языки: латинский, на котором читались основные курсы, церковнославянский, греческий, книжный украинский, польский. Следующие два класса (средние) были посвящены литературному и риторическому образованию. Одновременно изучались православный катехизис, арифметика, геометрия, история, география.

Обучение в Академии было бесплатным, туда принимались молодые люди всех сословий. Но стипендий не существовало, и учащимся из бедных семей, проживавшим, как правило, в академической бурсе (общежитии), приходилось зарабатывать на жизнь самим. Многие пели в церковных хорах, нанимались домашними учителями, у кого получалось, - подрабатывали написанием весьма популярных в Киеве XVIII века витиеватых хвалебных стихотворений к различным юбилеям, памятным датам и прочим торжествам. Очевидно, этими заработками перебивался и юный Григорий, ведь Академия давала хорошее по тем временам музыкальное и стихотворческое образование.

Хотя юношеские поэтические произведения Г. Сковороды нам не известны, он, следует полагать, рифмовал уже в те годы. Его зрелые стихи, песни и басни, писавшиеся на принятом среди образованных людей книжном украинском языке и по-латыни, отличаются новаторской свежестью и принадлежат к литературным вершинам своего времени. Основами поэтического мастерства Г. Сковорода овладел к двадцатилетнему возрасту.

Он в совершенстве освоил приемы барочной поэтики, широко применявшиеся в Киеве такими его предшественниками как Д. Туптало, С. Яворский и Ф. Прокопович. Подобно такому же, как и сам, выпускнику Киево-Могилянской академии, странствующему монаху, поэту и собирателю народных пословиц Климентию Зиновиеву, он широко вводил в литературу фольклорные образы и выражения, используя собственные наблюдения из жизни разных слоев украинского общества.

В молодости Г. Сковорода был одним из лучших певчих Киево-Могилянской академии, что вскоре отразилось на его судьбе. Музыкальное искусство в Киеве XVII–XVIII веков достигло высокого уровня, что отмечали, в частности, путешествовавшие чужестранцы (сирийский христианин Павел Алеппский, немецкий пастор Гербиний и пр.). Со второй половины XVII века к нам дошли школьные музыкальные произведения духовного, а иногда и светского характера: псалмы и канты. Мастером их сочинения стал среди прочих и Г. Сковорода. С первых лет XVIII века в Академии преподавалась нотная грамота, использовались печатные ноты. Тогда же в Академии появился и печатный учебник по теории музыки, автором которого был родившийся в Киеве около 1630 года композитор и теоретик музыки Николай Дилецкий.

В светской музыке особо развит был репертуар исторических дум, авторы и исполнители которых, странствующие кобзари и лирники, являлись неотъемлемой частью киевской духовной и музыкальной жизни. Певческое искусство сыграло важную роль в жизни Г. Сковороды. Как один из лучших певцов, он был отобран итальянскими хормейстерами для царской капеллы, и в 1741 (возможно, в 1742) году отправился в Петербург. Северная столица, забыв мрачные годы правления Анны Иоанновны, вступила в новую жизнь. На престол, в результате переворота, взошла недалекая, но веселая и доброжелательная к людям дочь Петра I - Елизавета, ближайшим человеком которой был такой же, как и Г. Сковорода, казацкий сын с Украины - А. Разумовский, начинавший свою головокружительную карьеру в той же Петербургской капелле.

Вчерашний бурсак получал солидный оклад и мог ежедневно изнутри наблюдать жизнь императорского двора. Благо, его обязанности не были обременительны и не занимали много времени. Перед одаренным и образованным, волею судьбы оказавшимся при дворе Г. Сковородой открывались блестящие перспективы. Но его интересовали не придворные забавы, роскошь и интриги. В Петербурге куда отчетливее, чем в Киеве, перед ним открывалось потрясающее несоответствие между внешним положением и внутренней природой людей. При дворе он постоянно встречался с маститыми сановниками и молодыми франтами, имевшими высшие титулы и огромные состояния, с высшими, но зачастую невежественными, церковными иерархами. По сути своей, эти личности, включая и саму царицу, ничем не превосходили самых заурядных людей, хотя и считали себя высшим обществом.

В эти годы у Г. Сковороды, вероятно, и сложилось убеждение в наличии у каждого человека двух природ - внешней, показной, зависимой от его общественного статуса и богатства, и внутренней, подлинной. Вчерашний киевский «спудей» (как тогда называли студентов) начал тяготиться своим положением. Его тянуло обратно - к книгам и диспутам, к еще не освоенным философским и богословским произведениям, которые здесь, в Петербурге, никого не интересовали. И с первой предоставленной возможностью, в 1744 году, Г. Сковорода возвращается в Академию для завершения ее полного курса.

Обучение в высших классах Академии длилось шесть лет и предполагало овладение философией за два и богословием за четыре года. Философия делилась на «натуральную», с углубленным изучением математики, и метафизику. Первая содержала основы естественных знаний - «физику», которая включала астрономию, метеорологию, биологию, основы анатомии, физиологии и психологии и пр. Метафизика же рассматривала первопричины явлений бытия, стоящие за ними, но не данные в непосредственном опыте (все еще по Аристотелю). Отдельное место занимали такие дисциплины как логика и этика.

Курсы философии, читавшиеся в Киевской академии в первой половине XVIII века, мало отличались от принятых в ведущих европейских университетах. Здесь так же властвовал неосхоластический дух позднего аристотелизма в его преимущественно теологически-неоплатонической интерпретации. При этом характерной особенностью философских курсов киевских ученых было свободное обсуждение вопросов религиозной философии, отражавшее более либеральное отношение тогдашнего украинского православия к теологическим поискам, по сравнению с догматически-формалистическим контрреформационным католицизмом.

Среди профессоров, сыгравших особую роль в становлении Г. Сковороды, следует, прежде всего, назвать М. Козачинского и Г. Конисского, выпускников той же Академии. Первый был более чем на 20 лет старше Г. Сковороды и имел солидный жизненный опыт. В частности, шесть лет он провел в Сербии, занимаясь там, с некоторыми другими украинскими педагогами, по просьбе митрополита Карловицкого и Белградского Викентия, организацией православных школ и став основоположником сербского литературного языка. Придерживаясь общих положений христианского аристотелизма, он, вместе с тем, был склонен к сближению Бога с духовными основаниями природы в духе ренессанского неоплатонизма и выступал против абсолютизации противопоставления материи и формы.

При этом М. Козачинский был в достаточной степени знаком с современной ему европейской философией и наукой (Галилей, Декарт, Спиноза, Лейбниц), котя и не считал ее чем-либо принципиально выше православной традиции несколько платонизированного аристотелизма. Его приверженность к античной мудрости нашла отражение и в литературном творчестве. В частности, его перу принадлежит драма «Благоутробие Марка Аврелия», посвященная знаменитому римскому императору, которого называли «философом на троне».

В отличие от М. Козачинского, Г. Конисский, в 1744 году принявший монашество, а в 1752-м ставший ректором Академии, был всего на пять лет старше Г. Сковороды. Их объединяло много общего, в особенности же любовь к поэзии, нравственной философии и символическому истолкованию библейской мудрости. Уже знаменитый своими красноречивыми проповедями, он читал в Академии курсы поэтики (написав «Правила поэтического искусства»), философии и богословия. Вслед за своим учителем, киевским профессором С. Калиновским, он уделял большое значение этике, преподавая ее наряду с логикой, физикой и метафизикой как четвертую часть философии.

Г. Конисский также был неплохо знаком с идеями новоевропейских мыслителей, в частности Декарта и Спинозы, интересовался современным ему естествознанием, однако, как и остальные киевские профессора XVIII века, относился к новым веяниям с осторожностью, отдавая предпочтение аристотелевско-неосхоластической традиции. В 1747 году, вероятно при участии Г. Сковороды, на сцене Киевской академии он поставил написанную им религиозно-назидательную драму «Воскресение мертвых».

Около 1750 года Г. Сковорода окончил полный курс Академии. Его ученость была хорошо известна в городе, и тогдашний митрополит Киевский Т. Щербацкий, философ и в прошлом ректор Киево-Могилянской академии, склонял молодого философа принять пострижение. Монашество, при поддержке иерарха такого ранга, открыло бы перед Г. Сковородой путь к высшим академическим и церковным должностям. Однако не карьера влекла его. К тому же, хорошо знакомый с образом жизни монахов, молодой мыслитель не считал, что пострижение будет способствовать его духовному росту.

Вместе с тем, находясь в Киеве, а, тем более, в Петербурге, Г. Сковорода не мог не ощущать недостаточности полученного им образования. В Европе созидалась новая, преодолевавшая пережитки Средневековья, культура, и он, естественно, стремился приобщиться к ее плодам. Судьба предоставила ему такую возможность. Друзья познакомили Г. Сковороду с находившимся проездом в Киеве генералом российской службы Ф. Вишневским, который отправлялся в Венгрию (входившую в то время в состав обширной державы австрийских Габбсбургов) с заданием закупать и отправлять к царскому двору токайские вина, особенно нравившиеся Елизавете и ее окружению.

В составе российской миссии, занимая необременительную и сносно оплачивающуюся должность, предполагавшую более всего общение с Ф. Вишневским и расширение культурного кругозора генерала, Г. Сковорода на несколько лет отправился в Венгрию. Имея достаточно свободного времени и изъясняясь по-польски и по-немецки (не говоря уже о латыни, которая для него была почти вторым родным языком), вчерашний киевский студент хорошо ознакомился с жизнью Центральной Европы. Кроме Венгрии, он побывал в Австрии, Чехии и Польше, очевидно, также в Германии и Северной Италии.

Сначала в странах Европы на Г. Сковороду производили впечатление комфорт, чистота и благообразность жизни. Однако повсюду были те же чинопочитание и ханжество, что и в Российской империи. Общий уровень университетской науки был в целом не выше, чем в Киеве, но интереса к знаниям у большинства людей - едва ли не меньше, чем дома. Католики и протестанты уже давно прекратили ранее ожесточенную борьбу и довольствовались своими катехизисами.

Век Вольтера (тем более, критической философии И. Канта) в интеллектуальной жизни Европы еще не наступил, а великая рационалистическая философия XVII века была уже настолько затаскана бесчисленными комментаторами, что мало кого искренне волновала.

Но главное состояло в том, что, как оказалось, новоевропейский рационализм, по сравнению с античной и библейско-древнехристианской мудростью, практически ничего нового не говорил относительно важнейших мировоззренческих вопросов: о Боге, душе и нравственной, достойной жизни. Конечно. Г. Сковорода понимал значение западноевропейской мысли, глубоко ценил начинавшееся ее освобождение от средневековых догм, восхищался новейшими научно-техническими достижениями. Но внутреннюю свободу от догматических авторитетов он уже обрел дома, а технические новинки, использовавшиеся, к тому же, главным образом, для военных нужд и придворных развлечений, не заменяли потребности духовного поиска.

Через три года разочарованный Г. Сковорода возвращается в Киев. На Западе он не нашел духовности, к которой стремился. Однако опыт жизни за границей, как и ранее при царском дворе, был для молодого философа чрезвычайно ценен. Он хорошо ознакомился с основными духовно-философскими течениями Европы середины XVIII века, среди которых ближе всего ему оказался немецкий протестантский пиетизм. Он, можно полагать, серьезно повлиял на Г. Сковороду, хотя подобные умонастроения были свойственны украинскому философу и ранее. В пиетизме он, скорее всего, просто узнал что-то родное и близкое своему духовному опыту.

Возвратясь домой, Г. Сковорода снова оказался перед проблемой выбора дальнейшего жизненного пути. При всей своей скромности и невзыскательности в бытовой жизни он не собирался принимать монашество, не считая его необходимым для духовного роста и не желая сковывать себя узами послушничества и подчиняться церковной иерархии. В то же время он с большой ответственностью относился к выбору человеком занятия в жизни, впоследствии сформулировав концепцию «сродного труда».

По мнению философа, близкому в этом отношении к протестантскому учению, труд является жизненным призванием и долгом всякого человека. Однако каждый человек имеет собственное призвание и предназначение, которое он должен осознать, а затем жить в соответствии с ним. Счастье возможно лишь в том случае, если мы занимаемся своим делом, следуем своим способностям и предназначению. А несчастная жизнь - у того, кто предназначен был для одного, но не нашел себя или изменил своему призванию, и всю жизнь занимается не своим делом.

При этом материальные блага (хотя в пределах разумного минимума они необходимы каждому), как и высокие титулы и звания, счастья принести не могут. Г. Сковорода неоднократно благодарил Бога, создавшего нужное не трудным, а трудное не нужным…

«Сродным» себе трудом Г. Сковорода считал философско-поэтическое творчество в сочетании с педагогикой. С 1753-го в течение 15 лет он учительствует. Сначала по новой, разработанной им самим программе (этот курс был записан под названием «Раздумия про поэзию и руководство к мастерству оной»), Г. Сковорода читает поэтику в Переяславском коллегиуме. Однако, не поладив с местным начальством, требовавшим следовать утвержденной программе, он оставляет этот древний город и несколько лет учительствует частным образом, проживая долгое время в доме богатого и влиятельного на Переяславщине землевладельца С. Тамары. По приглашению друзей и соучеников, уже занимавших высокие посты в Русской православной церкви, он совершает длительное путешествие в Москву и Троице-Сергиеву лавру, однако отказывается от предложенных ему там профессорских и иных должностей и возвращается в Украину.

К этим годам жизни Г. Сковороды относится большая часть поэтического сборника «Сад божественных песней». Во многих из них мы видим глубокую духовную драму человека, который в расцвете сил не может достичь примирения с миром несправедливости и фальши, осознавая в то же время относительность всего внешнего, инородного для человеческой души. Поэт с благоговением относится ко всему естественному, внутренне сопричастному божественным истокам бытия, ощущаемым им в каждом человеке и всей природе, но более всего в собственном сердце.

Примечательна и формальная сторона поэтики Г. Сковороды, демонстрирующая богатство стихотворных форм, ритмики и приемов при умелом сочетании сложных размеров с вполне освоенной системой рифмовки, к тому времени еще мало разработанной в украинском и русском стихосложении.

В 1759–1769 годах он с перерывами преподает в открытом незадолго перед тем Харьковском коллегиуме. За это время он создает «Басни Эзоповы» (1760), «Начальную дверь ко христианскому добронравию» (1766) и уже, в 1767 году, первые большие собственно философские произведения: «Наркис. Разглагол о том: узнай себя» и «Симфония, нареченная Книга Асхань о познании самого себя». Во всех этих произведениях, а в особенности в двух последних Г. Сковорода истолковывает едва ли не основную для его философии идею - о самопознании и о разграничении подлинного, духовного, высшего и ложного, профанного, низшего в человеке.

Учащаяся молодежь любила его, но с начальством неизменно возникали трения. Склоняться перед ложными авторитетами и безграмотными инструкциями Г. Сковорода не собирался. Не желая приспосабливаться к ретроградским требованиям коллегиумов Левобережья и Слобожанщины, отказавшись от профессорской карьеры в Киево-Могилянской и Московской духовной академиях, философ в 1769 году оставляет Харьковский коллегиум и сразу же пишет сборник нравоучительных аллегорических миниатюр, названный им «Басни Харьковские».

С этого момента Г. Сковорода окончательно избрал жизнь странствующего философа, так сказать, монашество в миру. Из года в год летом он странствовал просторами Левобережной Украины, неизменно посещая Киев и Харьков. Одежда его была самой простой, и с виду он ничем не отличался от прочих путников, направлявшихся к святым местам. Но в его суме неизменно лежали роскошно изданная Библия (которую он глубоко чтил, всю жизнь вдумываясь в символический смысл ее слов и образов) и флейта с мундштуком из слоновой кости. Наедине с природой он предавался музицированию и сочинению стихов, которые, как песни, часто исполнял в сопровождении струнных инструментов, в последние годы жизни - гитары, незадолго перед тем появившейся в Украине.

В пути Г. Сковорода вел нравоучительные беседы с людьми всех сословий и званий, посещал друзей в поместьях и селах, монастырях и городах, а зимой останавливался у кого-нибудь из близких ему людей, чаще всего у своего любимого ученика и друга М. Ковалинского. В эти месяцы, в своих временных пристанищах, он писал разнообразные философские и поэтические произведения, а также многочисленные письма нравоучительного характера. Его знала вся Левобережная Украина от Днепра до Дона. Везде он служил живым воплощением высших духовных принципов, праведности, которая венчает собою мудрость, красоту и доброту.

При этом философ не уклонялся от конфликтов со злом, смело вступая в противостояние с высокими чинами, до известного самодурством харьковского губернатора Щербинина включительно. С народом он был прост и скромен, но, сталкиваясь с хамством вельмож, умел постоять за себя и показать, сколь немного те на самом деле стоят. Избранная им в театре жизни роль странника, «старчика», позволяла оставаться самим собой в любой ситуации, меняя при том формы поведения в зависимости от условий, в которые он попадал.

На неоднократные предложения опубликовать свои книги, странствующий философ неизменно отвечал отказом. Однако труды Григория Саввича, оставляемые им в том доме, где они были законченными, уже при его жизни передавались из рук в руки и бережно переписывались. Собирать и публиковать их стали уже в середине XIX века, когда личность и творчество Г. Сковороды, человека-легенды, стяжавшего уважительное прозвище «украинского Сократа», были по достоинству оценены украинскими, а затем и российскими интеллектуалами.

В 1769–1774 годах, кроме уже упомянутых «Басен харьковских», он создает философские произведения: «Беседа, нареченная Двое, о том, что блаженным быть легко», «Диалог, или Разглагол о древнем мире», «Разговор пяти путников о истинном счастии в жизни», «Кольцо», «Разговор, называемый Алфавит, или Букварь мира». В них при помощи апелляции к библейским и античным символам и авторитетам, путем умозаключений и на живых примерах, обосновано, что человек должен быть самим собой и что его ценность определяется не богатствами, родовитостью и регалиями, а нравственностью жизни и достойными делами.

Новый этап творчества Г. Сковороды открывает философский трактат «Израильский змий» (1775–1776), в котором наиболее полно раскрыто его учение о третьем (параллельном духовному и материальному), символическом мире. Содержащиеся в нем идеи во многом предвосхитили открытие немецкой культурфилософией начала XX века мира культурных символов как особой реальности, формирующей наше восприятие окружающей действительности и нас самих.

В течение 80-х годов XVIII века появляются «Жена Лота» (1780–1788), «Брань архистратига Михаила со Сатаною о сем: легко быть благим» (1785). При этом странствующий философ создает последнюю, заметно расширенную. редакцию поэтического сборника «Сад божественных песней», и уже в 1791 году завершает свое последнее большое философское произведение «Диалог. Имя ему - потоп Змиин», сочетающее формы трактата, диалога, притчи и стиха.

Скончался Г. Сковорода 29 октября 1794 года в селе Пан-Ивановка (теперь Сковородиновка) на Харьковщине, в имении упомянутого ранее М. Ковалинского, который вскоре, по свежим воспоминаниям, составил первую его биографию. На могиле философа, как он и завещал, начертали: «Мир ловил меня, и не поймал». Своей жизнью он показал, что если не требовать многого от мира и неуклонно следовать своему внутреннему призванию, то можно и, живя в миру, быть свободным от него.

Г. Сковорода был чрезвычайно образованной, цельной и последовательной личностью, владел несколькими древними (в том числе и малоизвестным тогда в православной среде древнееврейским, который изучил для углубленного понимания Библии) и новыми языками, в достаточной мере ориентировался в ренессансной и новоевропейской философии. Но гораздо ближе его духу были идеи Священного Писания, античных мыслителей (Сократа, Платона, Эпикура, стоиков, неоплатоников) и Отцов Церкви, в особенности платонической древнехристианской традиции (Климент Александрийский, Ориген, апофатическая теология корпуса произведений, приписанных Дионисию Ареопагиту).

Для Г. Сковороды жизнь человека не является предначертанной. Ее надо созидать самому на философских основах. Через философию следует не столько постигать абстрактные истины, сколько достигать при ее помощи бытия-в-истине. Такой подход имеет глубокие античные и библейско-древнехристианские истоки, хотя в целом он чужд духу большинства мыслителей Нового времени, в частности современных украинскому страннику европейских философов-рационалистов.

Однако в такой же степени Г. Сковорода далек и от ортодоксального христианства. Он органически, с молодых лет был причастен к библейско-патристической и античной традициям, но обе они для него не были чем-то застывшим, завершенным и окончательным. Напротив - они раскрывали сущность бытия как через свою текстуальную символику, так и через образцы конкретной жизни (как, скажем, Сократ). Поэтому естественным является то обстоятельство, что центральное место в его учении образует концепция «трех миров», каждый из которых представлен «двумя натурами».

Миры эти - во-первых, макрокосм (Вселенная), во-вторых, микрокосм (или человек) и, в-третьих, отдельный символический мир. Все они взаимосвязаны между собой и как бы отражаются друг в друге. При этом у каждого из них две природы: внешняя, материальная, заметная при непосредственном восприятии, и настоящая, духовная, глубинная - внутренняя, требующая духовного постижения.

В макрокосме за миром вещей просматривается подлинное, сакральное, божественное бытие, истолковываемое Г. Сковородой в христианско-неоплатоническом, в некотором смысле даже пантеистически-мистическом духе. В микрокосме (человеке), странствующий философ выделяет также две натуры: человека ненастоящего, как он воспринимается на первый взгляд, и подлинного, духовного, которого и следует, познав в себе, прозревать и почитать в других. Так же и высокодуховные тексты, в частности библейские, на внешнем уровне могут восприниматься буквально, но за ними следует распознавать их духовный смысл, явленный в их символике.

Своеобразным общим знаменателем внутреннего, духовного бытия всех трех миров для Г. Сковороды является София, Премудрость Божья, присутствующая и в природе, и в человеке, и в Библии, а также в других боговдохновенных произведениях.

Исходя из таких общефилософских положений, Г. Сковорода утверждает моральный идеал праведного мудреца, не стремящегося к призрачным благам материального мира, но ощущающего и постигающего внутреннюю, софийную сущность всех трех миров. С таким мироощущением у него сопрягаются влюбленность в природу, высокая оценка дружбы и постоянное углубление в тайны символического мира.

Украинский мудрец не отрицал положительной роли научно-технических открытий и изобретений или усовершенствования общественно-политического строя, но считал, что, пока человек сам не возьмется за самосовершенствование, все блага мира сего принципиально не изменят его судьбы. Счастье человека в его руках, а люди несчастны оттого, что в погоне за ложными ценностями пренебрегают подлинными.

Г. Сковорода принадлежал к тому типу мудрецов, которым удалось в повседневной жизни воплотить свое понимание блага, истины и красоты. Жизненным идеалом для странствующего философа были Сократ и апостолы, но личности подобного плана мы знаем и в Индии (Будда), и во всех других великих цивилизациях. Их жизненной задачей было не открытие какого-то нового принципа или построение оригинальной, чем-то существенно отличающейся от всех других, философской системы, а приобщение к высшим истинам бытия для практического воплощения их в своей повседневной жизни. И это свое жизненное призвание Г. Сковорода в полной мере и с честью выполнил.